Регент понял, что до тех пор, пока большевики были гонителями христианской церкви, огромная армия священников работала на укрепление антикоммунистического сопротивления. Но когда роли поменялись и те же (или не совсем те) большевики из гонителей превратились в защитников, огромный пропагандистский аппарат церкви развернулся на сто восемьдесят градусов и принялся сокрушать то, что раньше защищал. Особенно уязвимыми к церковной пропаганде оказались крестьяне. Хорти знал: стоит только тронуть священников хоть пальцем – и Венгрия полыхнет огнем от края и до края, а если еще русские в этот момент начнут свое наступление, тогда рухнет все и сразу. А они начнут, и в самый удобный для себя момент, для этого не нужно гадать на разбитых яйцах или на коровьем дерьме. Адмиралу Хорти остается только тянуть время, впрочем, без всякой надежды на благополучный исход. Он-то знает, что гибель близка, ибо враг силен и беспощаден, а у него на руках более нет никаких козырей. Все, проигрался до костюма Адама…

14 мая 1943 года. 13:15. Франция, гавань Тулона, линкор «Страсбург».

Главнокомандующий вооруженными силами Виши адмирал Франсуа Дарлан.

Пост главнокомандующего в капитулировавшем государстве, армия и флот которого были деморализованы и демобилизованы, казался адмиралу жестокой насмешкой. Этот подлец Лаваль (премьер-министр Виши) и Старик (маршал Петен) последовательно сдавали немцам все что можно и все что нельзя. По требованию немцев они отправляли французских евреев в лагеря уничтожения, молодых и красивых евреек (и не только) – на жертвенные алтари, а французы призывного возраста (из так называемой свободной зоны) отправлялись на Восточный фронт, чтобы сложить голову во имя мифической «Новой Европы».

Вот что сказал премьер-министр Виши Пьер Лаваль в своем выступлении на радио, прозвучавшем в тот самый день, когда германская армия начала свое последнее генеральное наступление на Восточном Фронте:

– Эта война неизбежно приведет к возникновению новой Европы. Чтобы создать эту Европу, Германия ведет гигантские битвы. Я желаю ей победы, потому что без Германии завтра большевизм утвердится повсюду…

Про этого человека во Франции говорили, что единственное, что есть в нем светлого, это белый галстук. Впрочем, мадам Клио (История) сама расставила все точки над «i», «j» и прочими буквами алфавита. Точнее, эти точки расставили русские, а мадам скрепила их рукопись своей печатью. Белокурых бестий, приготовившихся двигаться вглубь России победным маршем, попутно разгоняя толпы деморализованных варваров, встретили ожесточенным сопротивлением глубокоэшелонированной обороны, вязкой как смола. Первые мобилизованные французы к этому веселью банально не успели; на орехи досталось добровольцам, которые сами вызвались воевать против злобных большевиков. Зато потом французских солдат (если этих мужчин, не желающих воевать за немцев, можно так назвать) десятками тысяч с размаху кидали под русский паровой каток, а тот перемалывал их с равнодушием бездушного механизма… И всегда оказывалось, что эти жертвы закончились и надо дать еще.

Невзирая на все усилия создателей Новой Европы погасить ярость русских армий потоками горячей людской крови, большевики продолжали шаг за шагом продвигаться на запад, все ближе подходя к милой Франции. Потом настал момент, когда премьер Лаваль и его германские кураторы обратили свой взгляд на флот. Нет, немцам были нужны не корабли. У Германии остро не хватало собственных военных моряков, а выпустить в море французов означало, что в итоге они либо перейдут на сторону врага, либо просто затопят свой корабль. Немцам требовалось пехота, на этот раз с эпитетом «морская». Все сражения с Советами происходили на суше, и потому немецким генералам требовались пехотинцы, а не моряки. Чем дальше на запад продвигались большевистские армии, тем большей кровавой дани с Франции требовали немцы. Флот из-за этих поборов был уже почти небоеспособен. Уменьшенной команды вполне хватало, чтобы вывести корабли в море, но было мало для того, чтобы вести бой. К тому же запасы сырой нефти и флотского мазута почти на исходе. Топлива флоту хватит на один полноценный поход – и все.

И тут в самый разгар кампании по изъятию на берег остатков команд (мол, не проржавеют ваши линкоры, давайте нам в пехоту все, что осталось от нижних чинов) большевики устраивают скоротечную войну за Черноморские Проливы и напрочь выбивают оттуда турецкую пробку. Вот тут-то все и забегали как ошпаренные. Флот у большевиков на Черном море небольшой, но он действует – а значит, представляет собой угрозу. К тому же в его составе имеется самый настоящий авианосец. Такой роскошью из держав, прежде державших свои флоты в Средиземном море, могли похвастать только англичане. Но где теперь эти англичане? Разделились на две враждующие фракции и воюют как во времена Алой и Белой розы. Даже война в Северной Африке затихло сама собой, ибо немцы бросили все свои резервы на Восточный фронт, а у лояльных королю Георгу британских сил в Египте не осталось ресурсов для ведения активных боевых действий.

Тут надо сказать, что и тут, во Франции, местная история двигалась полностью альтернативным путем. Все началось со смерти Черчилля и переворота в Лондоне, после чего Британия стала союзником Третьего Рейха. А все дело в том, что если у французов спросить, кого они больше не любят: лимонников или бошей (то есть англичан или немцев) – то большинство ответит, что обоих; и только меньшая часть заколеблется с ответом. Ситуация, при которой два злейших врага Франции насмерть воюют между собой и французам необходимо выбрать, кто из них противен им в меньшей степени, вызывала определенный когнитивный диссонанс. Ведь не зря Виши поддержало так много народа, а основой легитимности режима маршала Петена стал парламент, так сказать, довоенной выделки.

И вот с того момента, когда Британия присоединилась к державам Оси, этот когнитивный диссонанс полностью исчез. Все стало так, как надо: враги Франции встретились и полюбили друг друга, и теперь ненависть к англичанам больше не работала на укрепление лояльности к Третьему Рейху. И эти настроения господствовали не только в низах французского общества, но и среди его верхов. Мерзавец Лаваль – это все же исключение, лютый приспособленец, готовый прислуживать хоть немцам-нацистам, хоть уэллсовским марсианам, хоть зулусам-людоедам, если у тех хватит сил захватить милую Францию. Большинство представителей французской элиты, составивших собой костяк режима Виши (например, такие как адмирал Дарлан) считали свой союз с немцами вынужденным по причине того, что союзные Франции англичане оказались даже хуже бошей. В ходе войны Британия оказала сражающейся Франции недостаточную поддержку, а при первой же возможности нашла повод для того, чтобы атаковать французские колонии и флот, стоявший в алжирской базе Марс-эль-Кибир…

Но и это было еще далеко не все. Выпадение Британии из антигитлеровской коалиции сделало невозможной проведение британско-американской операции «Факел» по высадке десантов союзников на североафриканском побережье Алжира и французского Марокко. В одиночку американцы в Африку не полезли, тем более что кровавая мясорубка Панамской операции отнюдь не способствовала желанию распылить силы. После выпадения из истории «Факела» следом за ним тихо и незаметно в воздухе растворился план «Антон», по которому германцы намеревались оккупировать территорию Виши. Ну не было в конце 1942 года прямой угрозы десанта на французское побережье Средиземного моря, как и свободных резервов в составе вермахта, необходимых для такой оккупации. Восточный фронт жрет дивизии, как печь охапки сухого хвороста, и, самое главное, непрерывно требует еще.